Тридцать первое июня - Страница 20

- По делу Макбета, что ли?

- Кто это проболтался? - сердито спросил Марлаграм.

- Потом расскажу. Но послушайте, мистер Марлаграм, вот вы здесь сидите, рассказываете мне, какой ловкий у вас племянник, а к чему все это? Я, конечно, понимаю: семейная гордость... Но если вы не можете нам помочь, если чувствуете, что вас обскакали, так прямо и скажите.

Старый волшебник бросил на него свирепый взгляд.

- Обскакали! Что за глупости! Не считая Мерлина (а он уже вышел в отставку), отсюда и до самых Оркнейских островов нет волшебника лучше меня.

- Ну, тогда, должно быть, у вас сегодня выходной, угрюмо сказал Сэм.

- Выходной! Обскакали! Давай-давай, мой милый. Еще одно такое слово - и выбирайся из этой темницы сам, как сумеешь.

- Мистер Марлаграм, я приношу вам свои извинения. Кстати, как вы сюда проникли? Нельзя ли мне выйти тем же путем?..

- Нельзя! - резко оборвал его Марлаграм. - Ни тебе, ни кому другому не причастному к нашей профессии. Ты что думаешь, мой милый, мы даром двадцать лет в подмастерьях ходим? Ну, ладно, давай наведем ясность в кое-каких вопросах. Во-первых, принцесса Мелисента... Ах, какой славный, лакомый кусочек... Хи-хи-хи!

- Смените-ка пластинку. Прямо наводите ясность - и все.

- Когда я ушел, она играла в какую-то идиотскую игру, а вокруг нее горели какие-то плошки. Там я ее и оставил, а в шесть у нас назначена встреча в "Вороном коне", и я перенесу ее назад. Потерпи немножко - скоро ты ее увидишь.

- Хорошо. А кто-нибудь из вас может вызволить меня отсюда?

- Я могу. Собственно говоря, мог бы и сейчас.

- Ну так за чем же дело стало?

- А за тем, что я люблю работать по порядку, а не как придется, мой милый. Ты художник или по крайней мере называешься художником, стало быть, должен меня понять. Я ведь тоже в своем роде художник. Коль скоро я берусь вызволить тебя отсюда, я хочу иметь в руках четкий план и держать в голове четыре, а не то и пять ближайших ходов, А Мальгрим, хоть он и ловкий малый, как раз на этом спотыкается. Удачный и быстрый ход или два, вот как нынче утром, - на это он мастер, но он импровизатор, и ничего больше, а на импровизации далеко не уедешь. Я люблю составить план, где все предусмотрено заранее.

- И какой же у вас план?

- А уж это не твоя забота, мой милый.

- Помилосердствуйте! - вскричал Сэм. - Как же не моя? Да я здесь влип хуже некуда.

- Но ведь ты герой, храбрец, верно?

- Нет, неверно, - сказал Сэм. - Будь я герой, я бы не служил у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса. Между прочим, Диммок здесь.

- Знаю... хи-хи-хи! Диммок входит в план.

- Что же это все-таки за план?

- Я его еще дорабатываю. До скорого, мой мальчик.

И он исчез. Из темного угла донеслось последнее замирающее "хи-хи-хи".

Хоть Сэм и поворчал немного, настроение у него заметно исправилось. Он медленно набил свою трубку, о которой не вспоминал целое утро. Но тут обнаружилось, что у него нет спичек. Сперва он решил было подняться по лестнице, постучать в дверь и попросить кремень и трут, но потом сообразил, что это покажется странным. Он попробовал с нежностью и умилением думать о Мелисенте, но убедился, что не в состоянии даже отдаленно припомнить, какова она с виду. Вместо Мелисенты ему отчетливо представлялась дрянная скульпторша по имени Мойа Фезерингерст, которую он уже много лет терпеть не мог.

Глава девятая. Снова в "Вороном коне"

В баре "Вороной конь" было очень тихо, и толстяк, взяв обычную смесь легкого пива с горьким, сказал это буфетчице.

Не получив ответа, он повторил:

- Все тихо-спокойно, говорю.

- А я ничего не говорю.

Буфетчица зажмурилась и плотно сжала губы.

- Это почему же?

- После того, что случилось нынче утром, не могу. - Она открыла глаза и опасливо поглядела на дальнюю стену.

Толстяк довольно долго раздумывал над ее словами. Потом наконец нашелся:

- А что такое случилось нынче утром?

- Не надо вопросов, - сказала она. - Тогда и вранья не услышите.

- Что правда, то правда, - согласился толстяк.

Буфетчица долго молчала, потом впилась в него взглядом, и наконец ее прорвало:

- Мой брат Альберт говорит, он видел такое однажды в парке Финсбери. Электричество и зеркала, говорит, вот и все.

- Что видел?

- Загадочное исчезновение, - мрачно сказала она.

- Так это оно и было нынче утром?

- Оно самое. На этом самом месте.

- А кто же исчез?

- Ах, лучше не спрашивайте...

- Что правда, то правда, - поспешно согласился толстяк.

Он отхлебнул пива, подумал немного, потом рискнул высказать суждение:

- А погодка-то разгулялась.

- А вы чего ждали? - сказала буфетчица. - Нет уж, тридцать первого июня иначе и не бывает.

Он поглядел на нее с недоверием, но она ответила прямым, простодушным взглядом. Тогда он вынул из кармана книжечку с календарем, тревожно заглянул в нее, потом снова с недоверием уставился на буфетчицу. Взгляд ее был все так же чист и простодушен. Они уже готовы были все начать сначала, как вдруг появился Мальгрим в том же самом наряде, что и утром, энергичный и властный.

- Свят-свят-свят! - ахнула буфетчица.

- Добрый вечер, мадам. Двенадцать бокалов бенедиктина с холодным молоком, и, пожалуйста, поживее.

- Бенедиктин с холодным молоком? Смесь? Двенадцать бокалов?

- Вот именно, двенадцать, - сказал Мальгрим. - Потом, возможно, понадобится еще. Здесь соберется бактериологическая секция нашего медицинского конгресса. Я жду делегатов с минуты на минуту.

- Эй, послушайте, - сказала буфетчица, глядя на него во все глаза. - Ведь это вы приходили сюда нынче утром, выпили целую бутылку мятного ликера, а потом вышли сквозь стенку?