Тридцать первое июня - Страница 18

- Каковы ваши первые впечатления от Лондона, принцесса Мелисента? - спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.

- Если он невсамделишный, - сказала Мелисента серьезно и убежденно, - и вы все это сами придумали, почему он у вас такой ужасно безобразный и шумный и почему все люди такие озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, все это одно наваждение?

- Простите... как?

- Наваждение.

- Я тридцать лет участвую в тред-юнионистском движении, - сказал Гиззард, - и, насколько я могу судить...

- Ох, да замолчите вы! - Мелисента повернула голову и увидела, что кресло Марлаграма опустело. Большая бурая крыса трусцой бежала по полу. - Магистр Марлаграм, магистр Марлаграм, куда же вы?

- Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!

- Возьмите меня с собой.

- Потом, моя девочка. Будьте в "Вороном коне" около шести. Хи-хи-хи!

- Хи-хи-хи! - отчаянным эхом отозвался Чидлуорт, почувствовавший (и не без оснований), что дискуссия вышла из-под его контроля. - Чрезвычайно, чрезвычайно интересно... и мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и еще раз удачи.

- Разумеется, - подтвердил Гиззард. - А теперь следующий вопрос. Наша телезрительница из Сэрбитона желает знать, не станет ли женщин в ближайшем будущем значительно больше, чем мужчин, и если да, то как именно это случится. Миссис Шайни, прошу вас.

- Говоря как домохозяйка, - сказала миссис Шайни, - а также от имени многих тысяч британских домохозяек, каждая из которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности за наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно - да, а возможно и нет, но каким именно образом - сказать трудно. Вы согласны со мною, мистер Гиззард?

- Да - в ограниченном смысле и нет - в менее ограниченном и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у нас в тред-юнионистском движении...

- По-моему, это глупости, - сказала Мелисента, поднимаясь с места. - Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что ее поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она - никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она - никто не знал. А в довершение всего Диммок ушел и никто не видел когда.

- Ну, это уж слишком, - сказал Филип Мелисенте. Сперва Сэм...

- Я знаю, где Сэм, - промолвила Мелисента печально.

говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

- Да, но, видно, мне это не запомнилось, - осторожно сказал Филип. - Интересно, здесь ли еще доктор Джарвис.

Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то долго и бессвязно объяснял насчет шкафа, а потом отправился на прием к одному из коллег в психиатрическую клинику.

- Вам придется повести меня в "Вороного коня", - сказала Мелисента.

- Ради бога, - сказал Филип. - Как только там откроют, лапочка. Но вам незачем ходить так далеко, если вы просто хотите выпить.

- Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.

- Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я и ума не приложу, как это понимать.

- Если я не пойду в "Вороного коня", я не смогу увидеться с Сэмом в темнице...

- Ах, пропади оно все пропадом, прекратите вы когда-нибудь или нет? - закричал Филип, швыряя эскиз рекламного плаката для "Маминого пусика" в дальний угол комнаты.

Мелисента разрыдалась.

Глава восьмая. Сэм в темнице

Темница и впрямь была самая что ни на есть глубокая. Сперва двое солдат спустились с Сэмом на обычную глубину, потом отворили какую-то дверь чуть не в фут толщиною, столкнули нового узника вниз по осклизлым каменным ступеням и замкнули за ним дверь. Скудный свет проникал через единственное крохотное оконце, пробитое высоко под потолком и совершенно недосягаемое. Это была мерзкая дыра. Здесь стоял тот характерный унылый запах, какой идет от старых журналов, сваленных в кучу где-нибудь на чердаке. Сэм присаживался то на сырой обомшелый камень, то на третью снизу ступеньку лестницы. Из темного угла, обследовать который у него не было ни малейшего желания, доносился стук падающих капель и странные чавкающие звуки, наводившие на мысль о каких-то живых существах. В общем веселого мало. К сожалению, этот вывод он сделал уже в течение первых двух минут, а за последующие час-полтора ни к каким новым выводам ему прийти не удалось. Он закусил так плотно и выпил так много, что в любом мало-мальски пристойном месте наверняка бы заснул, но здесь, в подземелье, было очень уж мокро и пакостно. Поэтому он только зевал и бранился.

Наконец дверь у него над головой отворилась, пропустив полоску света. Двое солдат, по-видимому весьма довольные собою, спустились по лестнице.

- Хлеб, - объявил первый солдат, подавая Сэму хлебец.

- Вода, - сказал второй, протягивая кувшин.

- Вот на чем тебе придется посидеть, приятель.

И оба загоготали. Сэм поглядел на них с отвращением.

- Ничего тут смешного нет.

- Да мы просто шутим, приятель, - сказал первый солдат. - Это твой паек по темничному уставу. Но мы с Фредом золотые парни, правда, Фред?

- Истинная правда, Джек.

- Гляди-ка, что мы для тебя спроворили на кухне, приятель. - Он достал пакет, доверху набитый ломтями говядины и ветчины и горбушками пирога. - Действуй. "Спасибо" говорить не обязательно.

- А ну, навались, браток, - сказал второй солдат, тот, которого звали Фред.